Карельский язык - это язык с прерванной письменной традицией. В настоящее время с возрождением письменной формы карельского языка развивается и его литературная форма, которая наблюдается в новых художественных произведениях, как в прозаических, так и в поэтических. Становлению литературного языка способствует также его востребованность в образовании, культуре, медиа, науке. Важнейшей задачей при этом является доведение карельского лексического тезауруса до возможности адекватно отражать действительность. Исследование языковой структуры, отражающей обогащение тезауруса, предполагает анализ, во-первых, способов и особенностей формирования новейшей лексики, и, во-вторых, анализ лексических и грамматических новообразований в орфографии, в частности, особенностей правописания новейших падежных форм.
Особенности функционирования карельского языка в домашне-бытовой сфере общения на протяжении многих десятилетий обусловили естественное развитие тех групп лексики, которые отражали в основном хозяйственный уклад жизни карел. Появление новых лексических пластов было обусловлено современными реалиями. Новейшая лексика и терминология зафиксированы в изданиях Республиканской термино-орфографической комиссии, в словарях карельского языка [5, 6, 7].
При номинации нового понятия в новописьменном карельском языке предпочтение отдаётся морфологическому способу словообразования. Система карельских суффиксов чрезвычайно богата и сохранилась до наших дней в активном и живом состоянии. В сферу наибольшей продуктивности попали суффиксы, образующие слова абстрактного и обобщённого значения, т.е., ту лексику, в которой язык остро нуждался в связи с расширением его функционального пространства. Например, в новообразованиях коллективного значения широко используется суффикс -sto, -stö, -isto, -istö: kartasto ´атлас´ < kartu ´карта´, pertistö ´апартаменты´ < perti ´комната´, lehtistö ´пресса´ < lehti ´газета´ (ливвиковское наречие).
Исключительно живым в современном языке оказался один из древнейших и наиболее распространённых суффиксов карельского языка -niekku, который является практически единственным заимствованным суффиксом. Суффикс продуктивно используется в ливвиковском наречии в моделях образования дериватов со значением какого-либо рода деятельности: vuoroniekku ´сменщик´, virguniekku ´служащий´, valgotehniekku ´светотехник´.
Распространённым способом образования новых лексем стало словосложение. При словосложении части слов могут включать элементы как исконного, так и заимствованного происхождения: tüttiteatru ´кукольный театр´, školanprogramma ´школьная программа´.
В процессах словообразования используются заимствования из русского языка, как наиболее развитого соседствующего идиома, и финского языка, как близкородственного. Особенностью употребления заимствований становится тот факт, что вновь созданные слова терминологического значения из собственных элементов карельского языка зачастую имеют дублетный вариант, обычно - интернационализм, заимствованный через русский язык, например, ´саммит´ - ülinkerähmö и sammittu; ´траулер´ - merinuotanvedäi и trauleri.
При возрождении и развитии языка наблюдается также довольно активный процесс перехода забытых или полузабытых слов в разряд активной лексики: aineh ´вещество´, ehto ´условие´, indo ´вдохновение´ и т.д. В процессе создания новых терминов одним из способов наряду с морфологическим способом и заимствованиями является также терминологизация, т.е., перевод общеупотребительного слова в термин, например, ´терроризм´ - piinavo, ´реализм´ - tozi. Лексема virkeh употребляется сейчас в терминологическом значении ´предложение´, сохраняя в остальных случаях свою прежнюю семантику ´слова, укор´.
Таким образом, наряду со средствами карельского языка при развитии лексической системы используются и возможности других языков, причём эти две тенденции, на наш взгляд, должны уравновешивать друг друга.
Наряду с проблемами развития лексики не менее важными являются проблемы грамматики. Одной из них стала проблема так называемых послеложных падежей. Теоретически проблему послеложных падежей в прибалтийско-финской науке решали многие исследователи (например, Дубровина [1], Зайцева [2, 3], Kettunen [9], Oinas [11], Tikka [12], Grünthal [8] и др.). На основании их работ выявлены критерии, которые свидетельствуют о слиянии послелога с формой имени и о превращении его в часть падежного форманта. К ним относятся:1) фонетические: полная утрата ударения; полная утрата паузы; ассимиляция; гармония гласных; редукция послелога; 2) морфологические: новые падежные окончания входят в парадигматический ряд каждого слова; 3) синтаксические: в отличие от послелога, невозможно употребление нового форманта в функции наречия; возникает также частичное или полное согласование определения с определяемым словом; постоянное употребление нового форманта у однородных членов предложения и т.д.
На основе данных критериев Зайцева Н.Г. в вепсском языке, например, выделяет 6 падежей: 1) элатив; 2) аблатив; 3) терминатив; 4) комитатив; 5) пролатив; 6) аппроксиматив I и II (в зависимости от диалекта)[4]. Что касается карельского языка, то в нем в грамматиках для школ чаще всего выделяют три падежа: элатив, аблатив и комитатив (напр. Маркианова [10]). Однако, перечисленные выше критерии, свидетельствующие о переходе некоторых словосочетаний имен с послелогами в падежные формы, действуют одинаково, но наш взгляд, для пяти послеложных падежей. Более того, относительно терминатива и аппроксиматива они даже более последовательны, поскольку их падежные окончания полностью подвергаются закону гармонии гласных, не нарушаемому в ливвиковском наречии и служащему по этой причине исключительно надежным и важным критерием выделения единой формы слова: ср. аппроксиматив: talolluo ´к дому´ и mečallyö ´к лесу´; терминатив: talossah ´до дома´ mečässäh ´до леса´ (в противовес элативу и аблативу, выделяемых большинством исследователей, но в которых данный закон нарушается: mečäspiäi ´из леса´, но talospiäi ´из дома´).
Что же касается значений новейших падежных форм в карельском языке, то если их сравнить со значениями подобных старых падежных форм в других прибалтийско-финских языках (прежде всего, финском), то можно заметить, что они не вполне совпадают: в карельском языке окончания нового элатива -späi, и окончание нового аблатива -lpäi употребляются только в том случае, когда речь идет о явной исходности, т.е. когда видно, что что-то куда-то приближается, откуда-то удаляется, достается и т.д. В остальных случаях старые элативная и аблативная формы не заместились новыми послеложными падежами, и как следствие, совпали, соответственно, по форме с инессивом и адессивом (напр. элат. ommeltu nahkas ´сшито из кожи´, ср. фин. ommeltu nahkasta ´сшито из кожи´).
В письменных текстах на ливвиковском наречии до сих пор нет единообразия. Так, в переводах евангелий (от Марка, от Луки, от Матфея), изданных в 1993 и 1997 годах, можно наблюдать слитное написание редуцированных послелогов с именем, свидетельствующее о том, что группа переводчиков склонна к признанию их падежными формами элатива с окончанием -späi, аблатива с окончанием -lpäi, комитатива с окончанием -nke, аппроксиматива с окончанием -lluo (-llyö), терминатива с окончанием -ssah (-ssäh):
Однако, в опубликованном в 2003 г. Новом Завете (Uuzi Sana) ситуация изменилась. Вместо окончания терминатива -ssah (-ssäh) и аппроксиматива -lluo (-llüö) употреблены обновленные послелоги (luo, suate) с именем в генитиве.
Думается, что принятое решение по изъятию двух падежей из системы ливвиковского именного словоизменения не совсем правомерно, и, на наш взгляд, существование таких послеложных падежей, как терминатив и аппроксиматив, оправданно, и для этого выделения существуют все предпосылки и теоретические обоснования.
Таким образом, лексические и грамматические новообразования в карельском языке представляют собой объект научной оценки. Данная оценка может стать важным критерием с точки зрения отбора вариантов для создания единой литературной нормы новописьменного карельского языка.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
- Дубровина З.М. Послелоги и предлоги в современном финском литературном языке. Автореф. дисс. канд. филол. наук. Л., 1952.
- Зайцева Н.Г. Послеложные падежи в вепсском языке. с. 61-63 // Вопросы советского финно-угроведения. Саранск, 1972. 154 с.
- Зайцева Н.Г. Падежи послеложного образования в вепсском языке // Вопросы финно-угроведения. Саранск, 1975. Вып. VI. С. 56-63.
- Зайцева Н.Г. Именное словоизменение в вепсском языке. Петрозаводск: Карелия, 1981. С. 38-43., 61-63.
- Общественно-политическая лексика (ливвиковское наречие): А-О. Бюллетень № 6. - Петрозаводск, 2003. - 130 с.
- Общественно-политическая лексика (ливвиковское наречие): П-Я. Бюллетень № 8. - Петрозаводск, 2004. - 255 с.
- Общественно-политическая лексика (собственно-карельское наречие): А-О. Бюллетень № 7. - Петрозаводск, 2003. - 111 с.
- Grünthal R. Finnic adpositions and cases in change. Helsinki: SUS 244, 2003. 235 c.
- Kettunen L. Vepsän murteiden lauseopillinen tutkimus. Helsinki: Suomalais-ugrilaisen seuran toimituksia, 86. 1943. 576 с.
- Markianova L. Karjalan kielioppi 5-9. Petroskoi: Periodika, 2002. С. 50, 53, 56.
- Oinas F. The Development of some postpositional cases in Balto-Finnic languages. SUST, 1961. 162 с.
- Tikka T. Vepsän suffiksoituneet postpositiot // Studia Uralica Upsaliensia 22. Uppsala, 1992. 208 с.