Scientific journal

Advances in current natural sciences

ISSN 1681-7494

"Перечень" ВАК

ИФ РИНЦ = 0,775

В колыбельной песне две основные темы: обращение ко сну с просьбой усыпить младенца и пожелание ему счастливой судьбы. Изучение картины мира, представленной в колыбельной, может приблизить исследователя к пониманию основ мифологического мышления матери, так как в байке ребенок - тот центр, вокруг и для которого все происходит [9]. В данной статье внимание будет сфокусировано на использовании метафоры, обозначающей ребенка в колыбельной, которая является своеобразным отражением мировоззрения матери.

Метафора - вид тропа, образованного по принципу сходства; одно из средств усиления изобразительности и выразительности речи. Сложность изучения метафоры во многом обусловлена ее семантической двуплановостью. В графическом комплексе метафоры реализуется как переносное значение слова, лишенное собственного звучания (написания) и образующее внутренний иносказательный план, так и прямое значение (эта составляющая метафоры имеет собственное звучание (написание), но инородно по отношению к контексту) [8].

Е.М. Мелетинский, изучая поэтику фольклора, отмечает, что рождение образов в языке связано с особенностями мышления человека, не выделявшем себя из окружающего мира и переносившем на природу собственные свойства [10]. А.Н. Веселовский в «Исторической поэтике» делает предположения о зарождении образности языка, когда по принципу параллельного переноса признака с одного члена параллели на другой образованы метафоры типа «кора дерева - кожа», «хребет горы - спина» и др. [1].

Термин «метафорическая замена» (далее - МЗ) был предложен исследователем русских причитаний К.В. Чистовым. Под МЗ ученый подразумевает устойчивые метафоры, заменившие в частности термины родства при обозначении участников похоронного или свадебного обряда [14]. Иногда замена в причитаниях ближе к метонимии или к синекдохе, но различия не имеют существенного значения [12]. Следуя традициям исследования плачей видными карельскими учеными А.С. Степановой и У.С. Конкка, а также осознавая взаимосвязь между различными видами фольклора, в частности, плачами и колыбельными песнями, вероятно, вполне оправданно использовать термин «метафорическая замена» также при рассмотрении образа ребенка в языке карельской колыбельной песни.

1. МЗ - характеристика ребенка по внешним физическим признакам

Другие МЗ этого типа: kierosuu ‘кривой рот’, maitosuu ‘молочный рот’, ‘молокосос’, piimäleuka ‘подбородок в простокваше’, ‘молокосос’, tukkapiä ‘волосяная голова’. На наш взгляд, МЗ, относящиеся к названной группе, могут вызвать наибольший интерес. Структурно эти метафоры представляют собой сложное слово: kiero + suu (‘кривой’ + ‘рот’), tukka + piä (‘волосы’ + ‘голова’) и т.д. Определение в таких конструкциях выражено прилагательным или существительным в значении прилагательного, определяемое слово - существительным. При более близком знакомстве с карельским фольклором становится понятен принцип построения МЗ этой группы. Прибалтийско-финские языки являются языками конкретными, то есть обладающими четкой, конкретной семантикой в сравнении, скажем, с русским языком. При создании метафоры сознание матери выносит на первый план характерные внешние признаки младенца. Действительно, как еще иносказательно назвать малыша, если пальчики у него маленькие, рот при плаче часто искривлен, а ребенок еще находится на грудном вскармливании и т.д.

2. МЗ - сопоставление ребенка с птицами

Из 30 рассмотренных в данной статье МЗ 9 относятся к так называемой «птичьей» лексике, кроме приведенных выше примеров это также: alli ‘утка-морянка’, kanani ‘курочка’, lempilintuni ‘любимая птичка’, linnun lennätin ‘птичье крыло’, linnunpoika ‘птенец’, lintuni ‘птичка’, peipponi ‘зяблик’. По мнению этнолога И.Ю. Винокуровой, связь птиц с небом и близость их к Богу способствовали развитию представлений о них как о чистых, хрупких и беспомощных созданиях. Этим птицы походят на детей [2].

3. МЗ - соотнесение с растительным миром.

В текстах рассмотренных на сегодняшний день колыбельных песен нам удалось выявить лишь три наиболее характерных метафоры, относящиеся к миру флоры: kultani omenani ‘мое золотое яблоко’, tuomenkukka ‘цветок черемухи’, uvelmoine ‘росточек’ (обращение к ребенку). Ранее, вероятно, иносказания, построенные на сопоставлениях с растительным миром, в отношении ребенка были более распространены.

4. МЗ, отражающие кровную связь матери и ребенка.

На данный момент нами зафиксировано лишь несколько метафор этого типа: напр. semenyöni ‘мое семечко’. МЗ maksazeni ‘моя печеночка’ (в плачах под метафорой ‘maksazeni’ понимается ребенок вообще [13]) не очень понятна современному человеку. У.С. Конкка отмечает, что исходной позицией образования метафорических замен вообще является наиболее древняя и глубокая кровнородственная связь: мать - дитя [7]. В русской традиции аналогом метафоры maksazeni является ‘кровинушка’.

5. МЗ - этнографизмы.

МЗ vakahaini букв. ‘находящийся в коробе’ объясняется тем, что до шестинедельного возраста ребенок у карел спал в коробе из дранки. К МЗ этой группы можно отнести еще: hopijaini sauvan varsi ‘серебряная трость’ (вероятно, символ опоры для родителей), paikkapiä ‘повязанная платком голова’.

6. МЗ - отражение педагогических воззрений.

Метафоры этой группы встречаются в текстах колыбельных наиболее часто: kuukolkko ‘краешек месяца’, pun’u, pun’uste (ласковое обращение к ребенку), pieni ‘маленький’, pienokkaini ‘малыш’, pikkaraini ‘маленький’, sygeine ‘сорванец’ (букв. ‘зародыш’), udrazeni ‘моя бедняжка’, vakavaini ‘спокойненький’ и др. Очевидно, нежность языка колыбельной песни напрямую связана с особенностями воспитания в карельской семье: ласка, доброта, снисходительность были в основе воспитания младших детей. О.П. Илюха, ссылаясь на источники, пишет, что такая мера взыскания за вину, как побои, даже в отношении старших детей в карельских семьях употреблялась чрезвычайно редко; это могло произойти только при самом сильном гневе, которого карелы, благодаря своему спокойному характеру, умели избегать [5].

7. МЗ и выражение пола ребенка. Учитывая взаимосвязь колыбельной с другими жанрами фольклора, в частности, с причитаниями, интересно сравнить перечисленные выше МЗ с плачами. Отметим, что в языке карельских причитаний такие МЗ и производные от них как alli ‘морянка’, kanani ‘курочка’, lintu ‘птица’, sorsa ‘утка’ и др. применимы лишь при обращении к дочери. Обращение к сыну в карельских плачах представлено МЗ kukko ‘петух’, omena ‘яблоко’, sauvan varsi ‘трость’ и др. [13].

Отметим, что в записанных в XIX-XX веках карельских колыбельных песнях МЗ уже не несут в себе строгой половой идентификации ребенка. Так, МЗ kultani omenani ‘мое золотое яблоко’ и hopijani sauvan varsi ‘серебряная трость’ в настоящее время могут использоваться для обращения к детям обоих полов. Тем не менее, полагаем, что метафорический язык древних колыбельных песен был более упорядочен. Появление первых колыбельных связывают с периодом средневековья, и представляется вероятным, что за время развития в их языке произошли определенные изменения.

В исследовании Е.И Клементьева отмечается важность половой инициации младенца в карельском родильном обряде, когда повитуха, в зависимости от пола ребенка, заворачивала мальчика в пеленку из отцовской рубахи, девочку - в пеленку из станушки материнской рубашки [6].

8. Имя ребенка в колыбельной песне. Как полагают, в колыбельной ранее имя ребенка также не было принято произносить, это было табу [3]: опасались влияния злых духов. Д.К. Зеленин, отмечая сложность явления семейных табу на имена, выделяет в качестве первичной причины их появления «верования в магическую силу имени» [4]. Между тем, в колыбельных, записанных нами лично от сказительницы Сантры Ремшуевой (1914 г.р.), правило на запрет произнесения имени вслух перестало в настоящее время работать. Обращаясь ко сну, исполнительница часто заменяет слово lapsi ‘ребенок’ именем своей внучки, например:

Sivo Iron silmät kiini... Завяжи глаза ты Ире...

Заключение. Вышеизложенное как нельзя лучше иллюстрирует произошедшие в языке карельской колыбельной песни метаморфозы, а именно: изменение картины мира, отдаление человека от синкретических представлений о бытии. А.А. Потебня отмечает, что связь с языком и символизм в большей степени сохранились в женской песне потому, что преимущественно женщина «является хранительницей обрядов и поверий давно застывшего и уже непонятного язычества» [11].

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. - Л., 1940. - 648 с.
2. Винокурова И.Ю. Пернатое царство в мифологических представлениях вепсов // Фольклористика Карелии. Петрозаводск, 1998, №10. С. 49-58.
3. Евсеев В.Я. Колыбельные песни карел и других прибалтийско-финских народов // Вопросы литературы и народного творчества. Карельское книжное издательство, 1962, вып. 35. С. 37-61.
4. Зеленин Д.К. Табу слов у народов Восточной Европы и Северной Азии // Сб. Музея антропологии и этнографии. Т. 8. Л., 1929. - 151 с.
5. Илюха О.П. Школа и детство в карельской деревне в конце XIX - начале ХХ в. - СПб, 2007. - 304 с.
6. Клементьев Е.И. Карелы: этнографический очерк. - Петрозаводск, 1991.
7. Конкка У.С. Поэзия печали. Карельские обрядовые плачи. - Петрозаводск, 1992. - 296 с.
8. Краткая литературная энциклопедия. Т. 4. - М.: изд-во «Советская энциклопедия», 1967. -1024 стб. с илл.
9. Лойтер С.М. Русский детский фольклор и детская мифология: Исследования и тексты. - Петрозаводск, 2001. - 296 с.
10. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. - М., 1976. - 407 с.
11. Потебня А.А. О некоторых символах в славянской народной поэзии. - Харьков, 1860. - 156 с.
12. Степанова А.С. Метафорический мир карельских причитаний. - Л., 1985. - 224 с.
13. Степанова А.С. Толковый словарь языка карельских причитаний. - Петрозаводск, 2004. - 304 с.
14. Чистов К.В. Причитания. - М.; Л., 1960. - 434 с.